Все и немного больше - Страница 113


К оглавлению

113

Джерри загасил сигарету и повернулся, чтобы обнять Алфею обеими руками.

— Ты, наверно, решишь, что я слишком загибаю, но я скажу: ничего в моей жизни не было более правильного, чем это — вот так лежать сегодня с тобой.

— Я верю тебе, — сказала она. Безграничная уверенность, которую он сумел ей внушить, позволила ей признаться: — Я рада, что тебе так хорошо с Рой.

— Ты хочешь, чтобы я рассказал тебе о ней?

— Видимо, мы должны пройти через это.

— Это было ошибкой — жениться на ней. — Он вздохнул. — Она славный ребенок, добрый, верный, а я форменное говно по отношению к ней. Но я ничего не могу поделать. Она всегда такая смиренная и покорная… Смотрит на меня с обожанием, спрашивает мое мнение о своей работе, об одежде… «Ты гораздо умнее меня, у тебя замечательный глаз». — Это все ее слова, ей не надоедает их повторять.

— Такой комплекс неполноценности сводит меня с ума.

— Да, это верно… Мы купили дом на участке чуть южнее Беверли Хиллз.

— Ты? И участок?

— Да. Вообще-то купила Рой… На свои деньги… Участки сейчас подскочили в цене. Этот хоть и не Беверли Хиллз, но с претензиями. Называется Беверли Вуд. Рой выбрала дом с гаражом. Еще до въезда наняла мастера, застеклила крышу, переделала окна… Сделала студию для меня… Единственная беда, что я не могу там работать… И даже дышать.

Алфея погладила его по обнаженному плечу.

— Бедный Джерри, — произнесла она.

— Боже! — сказал он. — Я живу на улице, где каждая пятая хата такая же, как наша! Впрочем, какого черта я жалуюсь? Я рад, коли ее радует дом. Видит Бог, ничто другое в нашем браке не приносило ей такой же радости… После женитьбы я мог работать лишь урывками, причем большую часть работ уничтожал… Она никогда не жалуется. Она называет меня гением и все, что я пишу, считает шедевром, который нужно продать и купить либо новую машину, либо новый диван, либо что-нибудь еще… А, черт побери! Все, что я говорю о Рой, звучит мерзко! Она славная… Дело во мне. С такой скотиной, как я, невозможно жить…

— Она тоже несчастлива?

— В том-то и парадокс… Готов биться об заклад, что нет. Это я несчастен. Она работает в «Патриции» как вол и приходит домой напевая. Она считает, что делает мне приятное… Кленовая мебель, рецепты из женских журналов… Это все для меня… Я пытаюсь говорить все, что полагается в таких случаях, хоть иной раз мне поперек горла встает моя собственная фальшь.

— И ты в конце концов взрываешься, — предположила Алфея.

— Взрываюсь со страшной силой… Ты меня понимаешь?

— Я жила с Обри Уимборном три года.

— После очередного взрыва она уходит в другую спальню и рыдает всю ночь, затем ходит несколько дней как побитый щенок. Сердце у меня разрывается, но когда я пытаюсь извиниться, у меня не получается. Ты не представляешь, каким говном я себя чувствую.

— Обри из кожи лез вон, чтобы угодить мне. Я не сразу поняла, что он производил надо мной психологический эксперимент — хотел узнать, как далеко я способна зайти. Ему нужно было, чтобы я вела себя, как садистка. В конце концов, когда я больше не могла выносить себя, я бросила его.

— Мне жаль Рой так, как никого и никогда не было жаль, но я не могу переделать себя. — Он снова вздохнул. — И потом эта проблема с ребенком…

Алфея убрала длинную точеную ногу с волосатой ноги Джерри.

— У тебя есть ребенок?

— В том-то и дело, что нет. Тут что-то не в порядке, но вот у кого из нас — этого доктора не знают. Перед войной, когда я не хотел детей, я мог их иметь. — Он помолчал. — Может быть, что-то разладилось у меня, когда я был ранен в Салерно.

Алфея затаила дыхание и ничего не сказала.

— Мы ходили к трем разным специалистам. Последний из них усадил нас в своем офисе, стены которого были увешаны репродукциями картин Ван Гога. Сложил свои жирные руки на жирном животе и стал выдавать советы. Он заявил, что ей не следует работать в «Патриции». «Вы должны вести себя как женщина. В этом весь фокус», — изрек этот жирный говнюк. Рой уставилась на меня молящим, полным надежды взглядом, а я сказал: «Я не собираюсь искать работу в какой-нибудь занюханной лавочке, и нам нужна твоя зарплата». Она разрыдалась прямо на глазах этого жирного доктора, стала салфеткой промокать глаза… Мне было до чертиков жаль ее. Кое-как мы вырвались из этой хреновой конторы с фальшивым Ван Гогом. Я не приходил домой целую неделю. Большую часть времени я пьянствовал, чтобы не вспоминать о том, как я ненавижу себя.

— А как насчет развода?

Последовала довольно продолжительная пауза.

— Когда я однажды заикнулся об этом, Рой чуть не рехнулась. Она редко пьет, но тут наклюкалась страшно. Она валялась на полу и пыталась целовать мои туфли. — Обнаженное тело Джерри содрогнулось. — Я думаю, что она покончила бы с собой, если бы я не отступил.

— Обри грозился прибегнуть к оружию и пилюлям… Вместо этого женился вторично.

— Из этой ситуации нет выхода. Рой и я обречены быть вместе. Однажды она водила меня на такой спектакль — «Нет выхода…»

— Жан Поль Сартр.

— Да, так сказать, экзит-энтиалистский спектакль…

Алфея засмеялась, оценив его каламбур, и поцеловала в шею.

— Ты не такой уж неандерталец, как притворяешься.

— Там трое людей оказались в ловушке в одной комнате, и никто из этих бедолаг не мог получить то, что хотел… В нашем случае разница лишь та, что в ловушке двое — мистер и миссис Джерри Хорак… Не хочу больше говорить об этом.

Алфея обняла его, и оба замерли в долгом, нежном поцелуе.

113