Длинная, медленная процессия проследовала за катафалком через весь некрополь и остановилась перед глубокой ямой. Здесь под навесом стояла дюжина деревянных стульев. Самые близкие родственники сели, все остальные расположились стоя под сенью эльмов и платанов, то и дело промокая платочками лбы, пока пастор читал молитву.
— Я есмь воскресение и жизнь, говорит Господь; кто верит в меня, хотя и умрет, будет однако жить; всяк, кто живет и верит в меня, не умрет вовеки… — У пастора был отменный бас, но он тонул в несмолкаемом гомоне всполошившихся воробьев, гнездившихся на деревьях.
Гроб стали медленно опускать в могилу, и к Рой пришло жестокое осознание того, что Джерри в своем новом шерстяном костюме отныне и навсегда найдет успокоение в желтоватой, глинистой земле.
До воскресения.
Навсегда.
Это было наше свидание, думала Рой. Он внизу, я наверху.
Ее тело содрогнулось от конвульсий.
Нолаби и Мэрилин с двух сторон обняли ее; наклонившись к ней, теплые слова произносила Би-Джей, а Джошуа вложил ей в трясущиеся руки чистый носовой платок. Билли, отроческое лицо которого было в этот день необычно серьезным, сказал:
— Тетя Рой, ведь Джерри не умрет. Люди будут смотреть на его картины в музеях, а значит, он будет жить.
Сари ласково прижалась к ее бедру.
Окруженная семьей и в то же время отчаянно одинокая, разлученная с мужем, Рой продолжала рыдать.
Друзья и знакомые не могли подойти к ней, потому что служащие похоронного бюро образовали защитное кольцо вокруг семьи. Люди стали постепенно расходиться к машинам.
Через некоторое время рыдания Рой утихли. Она высморкалась в свежий носовой платок, которым ее снабдил Джошуа.
Высокая стройная женщина в черном шла им навстречу. Плечи ее были опущены, широкополая черная шляпа надвинута на лоб.
Эта скорбная поза была настолько непохожа на манеру держаться, на горделивую осанку Алфеи, что никто из семьи не узнал ее, пока она не подошла к могиле.
— От нее потребовалось большое мужество, чтобы прийти сюда, — проговорила Нолаби. Эти слова не были адресованы никому конкретно, но Алфея их наверняка слышала.
— Пошли, дорогая, — сказал Джошуа, беря Рой за руку.
Сквозь смеженные ресницы Рой увидела скорбную фигуру, направляющуюся к могиле. В ней вдруг взыграло собственническое чувство. Она ревниво подумала, что не может допустить этого посягательства на своего мужа. Вырвавшись из рук Джошуа, она сделала несколько неверных шагов вперед, поскольку каблуки ее туфель проваливались в травянистую почву.
Две женщины остановились на противоположных концах могилы.
Слезы катились по застывшему в муке лицу Алфеи, оставляя красные пятна на нежной коже.
— Я знаю, что мне не следовало приходить сюда, — проговорила она, подняв руку со скомканным носовым платочком жестом, который выражал искреннее раскаяние и слабую надежду на прощение.
Подсознательная решимость Рой защитить своего умершего мужа внезапно дала трещину: чего, должно быть, стоило гордой, неприступной Алфее вот так смиренно просить разрешения отдать последний долг Джерри? Память о старой дружбе, столь нерушимая для Рой, вновь всколыхнулась, и глаза ее опять наполнились слезами. Спотыкаясь, она обошла свежевырытую кучу земли и развела руки.
Алфея двинулась ей навстречу.
— Рой, ты веришь, мне казалось, что я иду к нему на свидание.
— Да, да, — сквозь рыдания ответила Рой. — У меня было такое же чувство.
Вдова и любовница заключили друг друга в объятия.
Ни высота, ни глубина и ни что другое не сможет отвратить нас от любви к Богу, и Иисус Христос наш Господь.
Красный обрез тончайших страниц потерся и превратился в розовый, черный кожаный переплет оторвался от книжного блока… Библия бабушки Рой.
Подняв стакан, Рой сделала несколько глотков и откинулась в ожидании, когда его содержимое начнет оказывать свое действие.
Она обещала Файнманам вернуться на работу через неделю. Однако все семь дней после смерти Джерри пролетели, наполненные шумом посетителей и сигаретным дымом Нолаби. У нее не было времени ни для того, чтобы решить проблемы сегодняшние, ни для того, чтобы подумать о будущем. Файнманы горячо сочувствовали ей, предлагали взять отпуск на такой срок, какой ей нужен. На месяц, даже на два. Гораздо труднее было убедить мать оставить ее одну.
Что страшного, если она пропустит рюмочку в одиночестве? Почему она не может поплакать и оплакать свое горе без посторонних?
Раздался стук дверного молотка.
Рой подняла голову.
Соседка? Подруга? Мать? Стук, перемежаемый звонками, продолжался.
Отложив Библию и отставив стакан, Рой неуверенной походкой направилась к входной двери.
Перед ней стояла Алфея. Светлые волосы ее были зачесаны назад. Кремовый элегантный свитер и в тон ему юбка.
Рой невольно отпрянула назад, в полумрак прихожей. Ей было тошно находиться рядом с этим высоким, стройным, точеным телом, которое Джерри любил и ласкал. (Вспоминая впоследствии об истерических объятиях на краю могилы, Рой с трудом верила в их реальность и несколько раз ловила себя на размышлениях о том, как развивались бы события, будь у нее в руках пистолет.)
— Можно мне войти? — спросила Алфея.
Рой была слишком пьяна, чтобы помнить о хороших манерах.
— А зачем? — агрессивно произнесла она.
— Моему отцу значительно лучше, я еду домой. Я заскочила на всякий случай, вдруг у тебя сейчас обед.
— Обед? — Рой сообразила, что за окном уже сумерки.