— Бабушка нас ждет! — хрипло прошептала она.
— Мне очень не хочется уходить. Она…
— Она расстроена смертью отца.
— Тетя Рой, поверь мне, она действительно излучает какие-то неприятные флюиды…
— Не говори глупости… Прошу тебя, поезжай за бабушкой.
— Ну хорошо, хорошо. — Сари двинулась к кухонной двери.
Рой зашипела:
— Выходи через ворота.
— Мои ключи в доме… Тетя Рой, что с тобой происходит?
Алфея открыла застекленную дверь, ведущую в гостиную.
— Алфея! — воскликнула Рой, бросив садовые ножницы на низенькую кирпичную стенку во дворике. — Какой сюрприз! Сари сказала, что пришла ты, но я ей не поверила. Ты давно в городе?
Слегка нахмурившись, словно Рой задала ей трудно разрешимую задачу, Алфея шагнула во дворик. Рой легонько подтолкнула Сари.
— Пока, дорогая, начинайте завтрак без меня.
— Было приятно повидать вас, миссис Штольц, — проговорила Сари.
Подбородок Алфеи едва заметно опустился, что при желании можно было истолковать как кивок.
Сари направилась на кухню. Затем входная дверь открылась и закрылась. Рой издала вздох облегчения.
Алфея сказала:
— Исчезли картины.
— Предоставила на время для выставки. Скоро откроется ретроспективная выставка работ Джерри.
— Ах да, я сейчас припоминаю… — Голос у Алфеи был хриплым. — Мне прислали приглашение.
Сари права, подумала Рой. Она явно не в себе. Рой скользнула взглядом по одежде Алфеи. Элегантная шелковая кремовая блузка и расклешенная зеленая юбка были помяты, словно в них спали, из шиньона выбивалось несколько прядей светлых волос. А ведь даже в ранней молодости Алфея ревниво следила за своей внешностью и нарядами. Она стояла, настолько крепко вцепившись в свою лайковую сумку, что ее пальцы с удивительно короткими ногтями побелели. Любила ли когда-нибудь Алфея грызть ногти? Да, в тот последний семестр в школе за ней это замечалось.
— Давай сядем, — сказала Рой, стараясь говорить как можно более спокойно, гостеприимно и пододвигая стулья из красного дерева.
Алфея не пошевелилась и не изменила позы, прислушиваясь к замирающему звуку двигателя «пинто».
— Что-нибудь выпьешь? — спросила Рой. — Правда, у меня нет ничего крепкого с той поры, как ты отучила меня от спиртного. Но есть апельсиновый сок, кофе…
— Она уехала?
— Кто, Сари? Конечно. Это была ее машина.
— Надеюсь, в доме больше никого нет?
— Конечно. Алфея, похоже, тебе действительно требуется выпить для бодрости. Пойдем на кухню.
— Мы останемся здесь, — повелительным тоном произнесла Алфея.
— Хорошо, почему бы и нет? День сегодня отличный. Но разреши мне приготовить кофе.
— Я торопилась в Лос-Анджелес совсем не затем, чтобы меня угощали растворимым кофе.
На заднем дворе затарахтела газонокосилка.
— Алфея, что с тобой?
— Я хочу знать, зачем ты написала Чарльзу.
— Что написала? — озадаченно спросила Рой.
— Письмо.
— Алфея, ты ведь знаешь, что мы с ним всегда поддерживали добрые отношения.
Алфея открыла сумку, вынула лист бумаги и развернула его.
— Вот это.
Рой прочла написанную ее рукой фразу.
«Чарльз, есть нечто очень срочное, что мы должны немедленно и конфиденциально обсудить, поэтому прошу позвонить мне в «Патрицию» (ни в коем случае не домой) сразу же, как ты это получишь».
Это было послание, которое она с такими усилиями сочинила в ту ночь, когда узнала о беременности Сари. Из-за событий, связанных с Билли, она совсем забыла об этом письме.
— Ах, вот что, — проговорила Рой.
Алфея аккуратно положила сложенный листок на стол. Взглядом и позой она напоминала сейчас фарфоровую куклу восемнадцатого века.
— Вот так ты решила отплатить мне! — произнесла она.
— Алфея, ради Бога, скажи мне, о чем ты говоришь? За что отплатить?
— За Джерри.
Впервые за долгие годы одна из них коснулась темы злосчастного треугольника. Несмотря на дружбу, Рой никогда не отпускали боль и ревность из-за того, что она оказалась аутсайдером. Проглотив ком в горле, она спросила:
— Все-таки каким образом к тебе попало это письмо?
— Я летала на несколько дней в Стокгольм.
— И что же? Чарльз показывает тебе свою корреспонденцию?
— Нет. — Алфея сделала несколько шагов по траве. — Я увидела конверт с твоим почерком и вскрыла его.
Боже мой, какая гадость! До сих пор для Рой были святы нравственные правила, в которых она воспитывалась. Она соблюдала их неукоснительно. Никогда в жизни она не открывала даже каталог, если он был адресован другому человеку. Внезапно у нее мелькнула мысль, что Алфея никогда не придерживалась этого кодекса чести. И какую же изворотливость пришлось ей проявить, чтобы вынудить нью-йоркский банк Койнов отправить Чарльза в Европу!
Тарахтенье газонокосилки прекратилось. В наступившей тишине щебетанье птиц, восторженные ребячьи крики, музыка, доносящаяся из радиоприемника, казались пришедшими из какого-то другого, идеального мира.
Алфея пристально посмотрела на Рой.
— А что?
— Но это мерзко — совать нос в чужие секреты.
— У тебя нет своего ребенка. — Алфея сорвала лист камелии. — Ты знаешь, о чем я глубоко сожалею? — Вопрос этот прозвучал так, как в годы юности, когда Алфея собиралась доверить ей нечто совершенно сокровенное. — Я… глубоко… сожалею, — делая, многозначительные паузы между словами, чеканила Алфея, — что рассказала… Рой… Уэйс… о Чарльзе… и Джерри… Хораке.