Все и немного больше - Страница 18

— Сколько же времени ты здесь пробудешь? — спросила Мэрилин.

Они только что вышли из шумного неуютного танцевального зала у океанского причала. Линк не отвечал. Он приподнял голову, чтобы уловить последние, замирающие ноты альтового саксофона Дорси. Они шли в водовороте людей, одетых в военную форму и яркие платья, под крики, доносящиеся с «русских горок», вдыхая запах жареной кукурузы. Вдалеке слышался шум разбивающихся о берег волн и неумолчный гул, словно в приложенной к уху раковине.

— Линк, но ты ведь должен иметь представление о том, как идет ремонт… Должны же быть какие-то разговоры, слухи…

Линк и на сей раз ничего не сказал, но когда они подошли к «паккарду», он взял Мэрилин за руку.

— Не надо об этом, Мэрилин, не надо… — Он сжал своими длинными пальцами тонкие девичьи пальчики.

Она села в машину, проклиная себя за то, что вновь разбудила в нем демона, или как там еще назвать неприятие им войны, которое выжигало и опустошало его душу.

И все-таки она должна знать, сколько еще продлится этот ремонт, благодаря которому Линк цел и невредим и находится рядом с ней.

Сжигаемая любовью, Мэрилин превратилась в своего рода скрягу, который без конца подсчитывает и пересчитывает часы и минуты, отпущенные ей на то, чтобы побыть с Линком. Она могла перенести то, что он никогда не говорил о своей любви к ней; что он ни разу не свозил ее в находившийся в паре миль Северный Хиллкрест и не представил своему отцу — отступнику-католику и ренегату-коммунисту и экзотической матери-еврейке, от которой, в чем Мэрилин не сомневалась, он и Би-Джей унаследовали черные волосы, темные глаза и выразительные носы; наконец даже то, что он никогда не говорил хотя бы о временной верности. Но ее бросала в дрожь по ночам и отравляла свидания мысль, что она не знает, сколько дней осталось до того момента, когда «Энтерпрайз» вновь обретет плавучесть.

Пока они ехали, Мэрилин боялась, что не выдержит и разрушит установившееся молчание потоком слов.

Линк подъехал к зарослям сирени, за которыми скрывались дворик и небольшой ветхий дом.

Идя по узкой зацементированной дорожке, Мэрилин внезапно подумала, что поступает дурно, что это место всегда предназначалось для подобных целей, и вспыхнула. Однако запах маленького, гибкого лимонного деревца, растущего возле двери под номером 2Б, почему-то странно взволновал ее. Вопрос «входить или не входить» у нее не возник.

Стены маленькой, оклеенной обоями комнатки были увешаны заключенными в рамки фотографиями выпускников школ Хоуторна и Беверли Хиллз, членов спортивных клубов и команд. Хозяин дома, стародавний приятель Линка, служил в Ломпоке и оставил Линку ключ. Линк и Мэрилин приходили сюда с того вечера в пятницу в самом начале января — их второго свидания.

Он обнял Мэрилин. С фотографий на темных стенах дети смотрели, как Мэрилин и Линк прильнули друг к другу, словно встретились после долгой и мучительной разлуки.

Потом она задремала.

Она шла по какому-то сказочно-зеленому месту — среди зарослей огромных папоротников, колышущихся высоко над головой. Звучала удивительно знакомая музыка, название которой она не могла определить, какое-то соединение классических и современных мелодий. Хотя Мэрилин не видела Линка, она знала, что он где-то рядом, и ей было хорошо и покойно. — «Линк, где ты?» — позвала она. — «Здесь!» — ответил он, и голос его прозвучал совсем близко. Она двинулась через заросли прямо на его голос и оказалась в лощине, сплошь покрытой маленькими желтыми первоцветами. — «Где ты?» — воскликнула она. — «Иди сюда». — Голос звучал близко, но уже с противоположной стороны. Характер музыки изменился, мелодия стала щемящей, минорной, и Мэрилин почувствовала отчаяние. «Линк! — закричала она. — Пожалуйста, скажи мне, где ты!» Ответа не последовало, раздались лишь тяжелые рыдания.

Она проснулась.

Линк лежал рядом с ней, уткнув лицо в подушку. Тонкое одеяло сползло с него, его прекрасно сложенное тело содрогалось, мышцы плеч и торса подергивались. При тусклом освещении Мэрилин увидела, что из-под его сомкнутых век текут слезы.

— Линк, — сказала она, целуя его в потное плечо.

Он вздрогнул и проснулся. Некоторое время он смотрел на нее непонимающим взглядом — его темные, тревожные глаза еще видели кошмары. Постепенно его взгляд сфокусировался на ней, и Линк спрятал лицо между ее грудями.

— Дурной сон, — пробормотал он и потерся об нее мокрыми щеками, оставляя красные следы на чувствительной девичьей коже. Потом поцеловал маленькую темную родинку чуть правее пупка.

— Замечательное место для родинки, — сказал Линк вполне обычным голосом и поднялся на локте, любуясь ее обольстительно красивым телом.

— Линк, все хорошо?

— Когда я с тобой, мир в полном порядке.

Он обнял ее нежно, благоговейно, и сразу будто сильнейший электрический разряд проскочил между ними — так было всегда, начиная с той знаменательной пятницы, которая избавила ее от чувства стыда и вины. С того времени она прошла путь от профана и новичка до усердного помощника и наконец до равноправного партнера в любви. Они оба двигались в тихой истоме, и его дыхание над ее ухом было похоже на набегающие на берег волны, отступающие и вновь возвращающиеся, затем она внезапно окунулась в удивительную, таинственную тишину, предшествующую оргазму, когда все ее существо унеслось в какую-то запредельную даль. «Линк, Линк, Линк, я люблю тебя…» И они погрузились в бескрайний океан жизни и любви.

Когда его дыхание успокоилось, Линк снял серебряный перстень с пальца. На нем были выгравированы его инициалы: АЛФ.