В соответствии с ролью Мэрилин должна была отчаянно вихлять задом в пивном баре, и она смотрела на мраморные столики, мысленно представляя свои телодвижения.
К ней вернулась способность полностью погружаться в роль. Это было единственным спасением от отчаяния, вызванного смертью Линка. Она все время видела его во сне, но в последние несколько месяцев эти сны приобрели откровенно эротический характер, и Мэрилин просыпалась в поту, с учащенным дыханием и плотно сжатыми бедрами.
Любовные игры с Линком были удивительно явственными. Они не растворялись и не заменялись другой сценой, как это часто бывает во сне. Линк ласкал ее тело с такой правдоподобностью, что она стала вновь склоняться к первоначальной версии: лейтенант Абрахам Линкольн Ферно жив и находится на далеком атолле. Иначе следовало признать, что от длительных переживаний она свихнулась. Нормальная женщина не может испытывать подобную страсть к человеку, чья плоть давно растворилась в теплых течениях Тихого океана. Ее тело — близкий ее друг, сообщающий ей, когда нужно есть и спать, — ее тело должно знать то, чего не знало министерство военно-морского флота.
Сама того не замечая, она прерывисто вздохнула. Не заметила она и того, как позади нее из-за декораций вышел Джошуа Ферно и некоторое время молча наблюдал за ней.
— С Новым годом! — проговорил он.
Мэрилин уставилась на него, не веря собственным глазам. Рой говорила, что его и Би-Джей не будет целый месяц.
— Мистер Ферно, мы слышали, что вы в Палм-Спрингс. — После небольшой паузы она с искренним сочувствием добавила: — Мы были весьма опечалены известием о миссис Ферно. Она была замечательным человеком, славной женщиной.
— Да, я получил ваше соболезнование… Но не следует предаваться печали, Мэрилин. Последние несколько месяцев были ужасными для Энн. Рак не очень деликатная болезнь.
— Рак? — понизив голос, спросила Мэрилин. Этого слова не было в некрологе, его редко произносили вслух.
— Да, рак… Два года назад ей удалили матку, прошлой зимой — грудь, но он уже дал метастазы. Если бы милосердный Христос моего детства действительно существовал, она должна была бы умереть раньше Линка. — Тяжелое, сильно загорелое лицо его помрачнело.
Впервые Мэрилин почувствовала жалость к отцу Линка.
— Для вас этот год оказался ужасным, мистер Ферно, — тихо сказала она.
Он пожал плечами и пододвинул к ее стулу еще один складной стул.
— Джошуа. Это нетрудно научиться произносить. Всего три слога: Джо-шу-а.
— Джошуа…
— Вы способная ученица, — сказал он. — Мэрилин, «Рэндом-хаус» хочет опубликовать роман Линка.
Несколько месяцев назад — кажется, это было в самом начале лета — Джошуа попросил на неделю рассказы, чтобы перепечатать их.
— Опубликовать? — удивленно спросила она. — Роман?
— Будет небольшая компановка с добавлением нескольких абзацев для связки. Я направил его прямо Беннету Серфу.
Ее наманикюренные ногти впились в бедра.
— Вы не должны этого делать.
— Почему? Это изумительное, самое тонкое произведение, которое когда-либо было написано об этой войне… Я цитирую Серфа.
Подошел лысеющий молодой человек. Это был Джонни Каплан, второй помощник режиссера.
— Привет, Мэрилин, — сказал он.
— Джонни, привет.
— Придется подождать еще пятнадцать минут, — улыбнулся Джонни Каплан.
Когда он возобновил бурную деятельность на съемочной площадке, Мэрилин сказала:
— Это субъективные размышления Линка о людях на «Энтерпрайзе».
— Потому он и придал им художественную форму.
— Он не собирался их публиковать.
— Если на этой земле существует что-либо, в чем я уверен, так это в том, что любой писатель мечтает, чтобы его детище увидело свет — в виде книги или кинофильма.
— Только не Линк.
— Почему вы так уверены, так глубоко уверены? Скажите мне, откуда вы знаете, чего хотел этот чрезвычайно сложный молодой человек с коэффициентом умственного развития выше шестидесяти пяти? Я, например, не знаю, а ведь я, — голос Джошуа внезапно потух, — я был его отцом двадцать четыре года.
Опять эти дурацкие слезы. Она глубоко вздохнула, как часто делала, чтобы успокоиться перед камерой.
Джошуа положил руку на спинку ее стула. Она почувствовала тепло, идущее от его тела, запах одеколона и пота.
— Вы получите авторский гонорар, — сказал он.
— Значит, книга моя?
— Юридически и морально — да.
— Я не продам ее.
— О Боже! Эти огромные аквамариновые глаза сверлят меня так, словно у меня рожки на голове! Послушайте, это ведь не какой-нибудь акт гробокопательства… Это тонкая, великолепная книга, которую Линк написал кровью своего сердца. Это его наследие, которое он должен оставить миру! У него не было ребенка… — Джошуа осекся, затем сказал: — Вычеркните это… Забудьте, что я сказал… Простите, Мэрилин.
— Я… ничего…
— Ваши ресницы отклеются, слезы смоют румяна. — Он протянул руку и похлопал ее по накладному плечу. — В компании «Магнум» плакать не разрешается — во всяком случае до тех пор, пока мы не сделаем вас звездой.
Мэрилин выдавила из себя грустную улыбку.
— Когда это будет, — пробормотала она, освобождаясь от его руки.
— Мы обсудим это за завтраком. Вы бывали у Люси через улицу?
— Это очень любезно с вашей стороны, но…
— Перестаньте говорить «нет», Мэрилин, нужно положить конец вашим «нет».
— Я обещала Джонни Каплану позавтракать с ним, вы его только что видели.