Билли, устав сидеть рядом с молчаливыми, рассеянными взрослыми, стал носиться между столиками и плетеными стульями, за чем снисходительно наблюдали круглолицые, похожие друг на друга официантки, счастливые тем, что получили автограф Мэрилин на красно-белых салфетках.
— Мама и Рой сейчас в отъезде, — сказала Мэрилин. — Они живут по адресу Кресчент-драйв, сто четырнадцать. Завтра после полудня я заскочу к ним, посмотрю почту.
— Сто четырнадцать?
— Рядом с супермаркетом Ральфа, — пробормотала она. — Я буду там около двух часов.
Она приехала туда в начале второго.
Нолаби и Рой в понедельник на автомашине отправились в Йоселит, оставив в передней комнате разбросанные вещи, — по-видимому, в последнюю минуту их планы относительно того, что с собой брать, сильно изменились. Мэрилин собрала материнские платья, от которых слегка попахивало табаком, и отнесла в спальню. Краснея, она постелила двуспальную кровать, сменив белье. Затем убрала с глаз светло-голубой свитер и плащ Рой.
Возле зеркала, перед которым некогда проводили время Рой и Алфея Каннингхэм, висели групповые фотографии однокашников Рой. Она резко выделялась добросердечной улыбкой и короткими курчавыми волосами, поскольку все остальные были традиционно пострижены под пажа, их волосы достигали плеч, а губы были чопорно поджаты. На редкость заурядные люди, и Мэрилин, хотя и была несколько раз на их вечеринках, где ловила на себе косые взгляды, никого не запомнила.
Она едва успела поправить фотографию Рой в академической шапочке и выпускном платье, как раздался стук в дверь.
Мэрилин подняла голову и вдруг почувствовала внезапную слабость в ногах, затем, густо покраснев, бросилась к двери.
Линк и Мэрилин без слов обнялись в полумраке комнаты, прижались друг к другу, не желая ни думать о разъединяющем их прошлом, ни заглядывать в будущее. Сейчас существовал только этот миг, когда они были вместе. Что-то невнятно шепча, Мэрилин увлекла Линка в комнату Нолаби.
Здесь, у разобранной постели, они снова обнялись, и руки Линка соскользнули к округлостям, которые в кинообзорах называли «маленькой, но чрезвычайно аппетитной попкой». Мэрилин колотила дрожь, дыхание ее было прерывистым — и не столько от страсти, сколько от неукротимого желания снова оказаться на мистическом острове любви, молодости и радости. Шторы оказались задернутыми не до конца, и узкий луч света падал на застывших в крепком объятии любовников.
Затем этот луч коснулся их обнаженных тел, когда они вновь обрели друг друга.
— Моя? — спросил Линк, касаясь маленькой родинки возле пупка.
— Ты сделал ее знаменитой.
Он медленно, нежно поглаживал живот и бедра Мэрилин.
— Знаменитой?
— Разве ты не помнишь? В «Острове».
— Ах, вон что… Не читал его.
Она улыбнулась.
— Мэрилин, я все эти рассказы отослал почтой.
— А разве после возвращения ты не мог найти их? — Мягкая, недоверчивая улыбка тронула ее красивые губы. — В конце концов можно взять в библиотеке.
Линк, став Дином Харцем, работал библиотекарем в Детройте.
— У меня нет сил возвращаться к этому.
— Ведь ты стал тем, кем хотел, — отличным писателем.
— Писателем? Я хотел превзойти отца — и только. — Он поднялся на локтях. — Ты настоящая актриса… Я знал это уже тогда, когда впервые увидел тебя. В тебе есть не только обаяние, но и увлеченность. У меня ничего такого нет. Я ни-ка-кой не пи-са-тель.
— Ты получил Пулитцеровскую премию.
— Это не такая уж редкость, когда в юности создают один-единственный роман. Увидишь, появится с дюжину парней, которые были на войне, которые…
Раздался телефонный звонок.
Оба с виноватым видом вскочили. Это, должно быть, Джошуа, с каким-то ужасом подумала Мэрилин, хотя сегодня муж повез Билли в конюшню Сан-Фернандо, где малыш наверняка будет кататься на пони до тех пор, пока и лошадь, и наездник не упадут от истощения. Голос ее задрожал, когда она сказала:
— Вероятно, разыскивают Рой… Она очень популярный ребенок.
Через некоторое время телефон замолк.
— Я хотела бы, — голос Мэрилин прервался, — я хотела бы, чтобы Билли был твоим ребенком.
Линк поцеловал ее в ухо.
— Можно сразу сказать, что ты нисколько не изменилась. — Он помолчал. — Нам нужно найти место.
— Я сама вожу машину, когда езжу на работу и завтракать. Есть отель «Ланаи» в шести кварталах от студии. — Она замолчала, чувствуя, что краснеет.
— Отцовское место? — с гневной интонацией спросил Линк. Ревность была не на последнем месте среди чувств, которые он испытывал к отцу.
— Мы были там… После смерти твоей матери. Линк… Давай найдем другое место.
После короткой паузы он сказал:
— Я разведаю.
Другого отеля, способного укрыть любовников от любопытных взглядов, в непосредственной близости от «Магнум пикчерз» не было, так что пришлось довольствоваться «Ланаи».
Мэрилин обычно завтракала в автоприцепе, поэтому ей пришлось сочинить историю о том, что она должна пройти курс лечения. На студии прошел слух, что она лечится у психиатра.
Нетерпимость и суетность, свойственные окружающим ее людям кино, начисто отсутствовали у Линка. Война и лагерь для военнопленных, по его словам, выбили из него амбициозность. Если съемки затягивались, Мэрилин находила его в комнате (они всегда брали пятый номер), погруженным в чтение какой-нибудь книги в мягкой обложке. С книгами он никогда не расставался. Видя его спокойствие, она начинала понимать, насколько не по душе ей постоянно раздраженные, амбициозные и в общем-то загнанные жизнью важные персоны, с которыми ей приходилось иметь дело.