Кэбби Фрик принес полупустую тарелку с закусками и покормил ее с рук — она боялась запачкать длинные, по локоть, белые лайковые перчатки.
В вестибюле группа высших чиновников во главе с мэром Смитом поприветствовала Мэрилин от имени города, и с урчащим от голода желудком она отправилась, сопровождаемая эскортом мотоциклистов, в театр, глядя из окна лимузина, как прожектора рисовали узоры на облачном темном небе.
Когда ее лимузин остановился, толпа возбужденно загомонила. Раздались выкрики:
— Рейн Фэрберн! Рейн Фэрберн!
Полиция образовала цепь, чтобы сдержать напор поклонников.
Два ряда лож предназначались для высших муниципальных чинов Детройта и представителей Голливуда.
Во время демонстрации киноновостей Мэрилин пробралась по ряду к выходу, цепляясь за ноги и колени и слыша счастливый шепот зрителей, что их коснулась настоящая, живая, пахнущая духами «шанель» кинозвезда. В опустевшем вестибюле она закрыла за собой дверцу телефонной будки и дрожащими пальцами опустила пятицентовую монету в прорезь автомата.
Телефон сработал после первого же звонка.
— Полагаю, Жанна де Помпадур? — сказал Линк.
Ее обожгла внезапная, острая радость.
— Я схожу с ума, что тебя здесь нет.
— Ты шутишь?
— Ты сможешь приехать в отель «Бук-Кадиллак»?
— Когда прикажешь?
— В одиннадцать… Я предупредила, что жду старого друга.
— Друг приедет. До встречи.
— Линк, не вешай трубку! — испуганно крикнула она. — Когда ты придешь в номер, позвони в бюро обслуживания и закажи салат, две бараньи отбивные и жареный картофель… и еще мороженое. Я съела за день всего два засохших бутерброда, а завтракала в Чикаго черствым пирожком.
— Вот она, полная блеска жизнь кинозвезды.
Счастливая, она вернулась на свое место.
— Линк, — проговорила Мэрилин, — здесь нет таких мест, где можно снять домик и отдохнуть, как, например, на озере Арроухед?
Он поцеловал ее в обнаженное плечо. Они лежали на одной из двуспальных кроватей.
— Мичиган знаменит лесами, и я знаю один такой домик… Но останови меня, если я не прав… Разве не ты сейчас в центре всей этой шумихи?
— Ну и что? — В темноте ее голос прозвучал как-то по-детски жалобно.
— С каких это пор ты стала такая отчаянная?
— С этой минуты.
Снова поцеловав ее в плечо, он недоверчиво хмыкнул.
— Правда, Линк… Если бы ты только знал, как мне осточертело отвечать за вещи, за которые я и цента не дала бы! — Она заговорила быстро, словно спеша выговориться. — Моя жизнь всегда принадлежала кому-то другому. Сперва мама пошла на все, чтобы я сделала карьеру… Она и сейчас постоянно озабочена тем, чтобы продвигать меня и дальше. Я не жалуюсь, Линк, но это бремя — осуществлять мечту другого человека… Потом Джошуа. Он тоже без конца подталкивает меня.
— Это нечто такое, что меня удивляет. Большой Джошуа, каким я знал его, никогда не стремился обеспечить карьеру жене.
— Возможно, он считает, что, чем больше я занята, тем больше вероятности, что я буду счастлива с ним.
— Дьявол находит работу праздным рукам, так, что ли?
— Мне не хотелось бы быть превратно понятой…
— В этой твоей теории есть резон.
— Знаешь, в компании меня называют настоящей профессионалкой. Но они не принимают во внимание, умею или не умею я играть. Для них важно, что я с первыми лучами зари встаю и появляюсь в гримерной, что я перекрашиваю или отбеливаю по их просьбе волосы, набираю или теряю вес, соглашаюсь сниматься в самых неожиданных натурных съемках, соглашаюсь с любым сценарием, работаю с любым режиссером и разъезжаю ради рекламы по всей стране… Правда, сейчас тот случай, когда я делаю то, что мне хочется. Она обвила руками его шею, прижав обнаженные груди к его груди. На три дня я собираюсь забыть, чего от меня хотят другие, и делать то, что хочу я.
— А что потом?
— Исчезнуть из поля зрения.
Однако в конце концов верх одержало неумение Мэрилин причинять кому бы то ни было боль и неприятности, и она отправила телеграмму по адресу Норт-Хиллкрест-роуд:
«Дошла до предела тчк беру пару дней отдыха тчк любовью Мэрилин».
Она нацарапала записку сопровождающему ее публицисту Кэбби Фрику, обещая догнать группу в Балтиморе.
Мэрилин оставила записку на письменном столе. Когда она и Линк уходили и открыли дверь, ее послание сквозняком сдуло под туалетный столик.
Сидя под навесом крыльца на неотесанных деревянных стульях, Мэрилин и Линк смотрели на дождевую завесу, повисшую над рябью озера.
На Мэрилин были толстые, пушистые белые носки и плотная красно-черная куртка «лесоруб». Эти вещи были куплены два дня назад в старомодном деревенском магазинчике, куда они зашли, чтобы запастись едой, и где сморщенный семидесятилетний хозяин назвал ее «миссис» и никак не показал, что узнал ее. Эта однокомнатная хижина с трубой из серого камня — единственное строение на опушке леса — принадлежала Линку, который купил ее на имя Дина Харца.
Небо расколола яркая молния. Мэрилин затаила дыхание. Почти сразу же загрохотал гром. Крупные капли дождя ринулись вниз с такой силой, что вода в заливчике закипела, словно в котле.
— Впечатляет, правда? — сказала она. — Не то, чтобы страшно, однако…
— Ты ведь из города, где природа зажата и укрощена.
— Это верно.
Новый удар грома прозвучал так близко, что Мэрилин невольно подпрыгнула. Линк взял ее за руку, и они просидели на крыльце до тех пор, пока громовые раскаты не затихли, а завеса дождя не стала прозрачной; затем они вошли в дом.